Андрей Кравцев, докторант богословия в Trinity Evangelical Divinity School, ректор Северо-Кавказского Библейского Института в 2004-2012 гг. ответил на вопросы интервью для исследовательской инициативы Mission Eurasia.

—  Андрей Николаевич, благодарю Вас, что нашли время для нашей беседы. Вы длительное время трудились в сфере образования и миссии на Юге России. Сейчас Вы занимаетесь исследованием в сфере благовестнического служения в России, что сближает Ваше докторское исследование с исследованием Re-Vision, проводимым Миссией Евразия. Можете кратко рассказать о том, в чем цель Вашей исследовательской работы и что интересного удалось обнаружить?

—  Думаю, есть несколько отличий моего исследования от проекта Re-Vision. Первое состоит в том, что я сконцентрировался только на российском союзе ЕХБ, а не на евангельском движении в целом. Во-вторых, оно охватывает только 30 ведущих лидеров союза, и основано практически полностью на интервью, без привлечения статистики и других количественных методов исследования. Но главное отличие, наверное, в том, что я изучаю не столько методы и формы благовестия, сколько богословские убеждения, лежащие в основе этих методов. Я сосредоточился на четырех аспектах того, что принято называть «богословием миссии»: это сущность евангелия, природа и задачи церкви, содержание миссии, и отношение церкви к обществу и культуре. Другими словами, я обращаю внимание не столько на технику служения, сколько на принципы, ее формирующие, потому что считаю, что именно ими в значительной мере объясняются как успехи, так и неудачи евангельской миссии в России за 25 лет свободы.

—  Особый интерес для исследовательского проекта Re-Vision представляет вопрос эффективных и новаторских служений. Какие из служений, известных Вам в России, Вы бы могли выделить как наиболее эффективные? Являются ли они национальными или западными? Как Вы видите перспективу развития именно национальных моделей служения?

—  Опять же, новаторства – это больше вопрос, так сказать, «технологий», тогда как мое исследование сосредоточено на богословских принципах. Тем не менее, любое новаторство, как правило, начинается с нового мышления. И вот здесь я могу поделиться некоторыми наблюдениями. По ответам на вопрос о причинах того, почему наша миссия в обществе не имела того успеха, который могла бы, моих собеседников можно условно разделить на три категории. Первые считают, что проблема находится в обществе. Люди не ищут Бога, погрязли в материализме, и пр. В церкви все в целом благополучно, кроме того, что внешние люди привнесли некий разлад в сложившиеся в советские годы формы жизни и служения наших церквей. Вторые считают, что отчасти проблема находится в церкви, и называют те или иные стороны нашей жизни, которые мешают успеху миссии. Но этой группе не достает цельного библейского мировоззрения, чтобы систематически описать, чего именно не хватает, и чтобы предложить некую альтернативу.

Наконец, третья группа – это люди, которые не только решили для себя, что именно необходимо пересмотреть, но и работают над этим. Они нашли для себя ответы или находятся в постоянном активном поиске. Можно сказать, что эти люди работают в рамках новых моделей (или парадигм) миссии, сильно отличающихся от традиционной баптистской модели. (Как правило, это люди с высшим богословским или светским образованием, служащие в больших городах, и активно занимающиеся основанием новых церквей.

Несмотря на все разнообразие их методов и подходов,  их модели имеют несколько общих характеристик. Я очень кратко представлю некоторые из них в сопоставлении с традиционным пониманием миссии.

Первое, в отличие традиционной сосредоточенности баптистов на храмовом богослужении, они идут к людям, а не ждут, пока люди придут в молитвенный дом.  В целом эти церкви обращены больше наружу, чем вовнутрь. Они убеждены, и соответственно наставляют своих членов, что церковь существует ради выполнения миссии Бога на земле, а не ради собственного назидания и комфорта.

Второе, они не только призывают, но обучают и лично показывают пример того, как каждый верующий может быть миссионером в повседневной жизни. Для этого они, кроме прочего, высвобождают людей от погруженности в церковную деятельность. Хороший христианин не тот, кто шесть вечеров в неделю проводит в церкви, а кто служит людям и естественно благовествует в круге своего общения и влияния – на рабочем месте, университете, в семье, среди друзей и т.д.

Третье, они на практике верят в то, что каждый верующий имеет дары Святого Духа, и поэтому создают возможности для развития и реализации этих даров. Для  этого они готовы менять формы церковного служения в соответствии с дарами людей, а не втискивать дары в существующие формы (проповедь, хор, воскресная школа).

Четвертое, проповедь, в отличие от принятого во многих церквях морализаторства, направлена на то, чтобы связать библейские истины с повседневными реалиями жизни слушателей. Она вытекает из целостного библейского мировоззрения, которое адресует не только проблемы греха и вечности, но и учит людей библейскому отношению к греху, телу, обществу, культуре, политике, и др. Задача такой проповеди – не просто научить людей избегать греха, но помочь им жить аутентично, в соответствии с волей Бога, во всех сферах их жизни.

Пятое, они используют контекстуальные формы богослужения – причем не обязательно исключительно современные. Иногда хор как раз и будет контекстуальной формой, а не барабан и гитара. Суть в том, что они не считают формы богослужения сакральными – главное, чтобы они служили средством передачи евангелия понятными для людей способами.

Шестое, они считают, что поместная церковь должна участвовать в деле благовестия всеми своими ресурсами, в том числе финансовыми. Поэтому они не ждут, что кто-то из-за рубежа оплатит или выполнит их миссию в обществе за них.

Седьмое, они открыты к другим деноминациям и конфессиям. С их точки зрения, понятия «братство» значительно шире, чем их собственный союз церквей. В противном случае, отстаивая интересы одного братства, мы рискуем оказаться больше защитниками некоего института или организации, чем дела Божьего.

Восьмое, самое важное, они глубже переосмысливают саму суть евангелия – для них это весть о спасении мира во Христе, а не просто о спасении из мира. В их понимании евангелие начинается не с греха, а с сотворения, и заканчивается не взятием в небеса, а новым творением.  В отличие от традиционного «эскапистского» понимания евангелия, когда считается, что наша главная задача – это «сохранить свои одежды чистыми, пока Господь возьмет свою церковь отсюда», они верят, что Царство Божье активно действует на земле. Уже сегодня оно частично преображает все сферы общества и культуры через созидательное участие в них христиан, хотя полного преображения и не случится до возвращения Христа.  Они считают, что Христово спасение охватывает не только души отдельных людей, но также их тела, их труд для славы Божьей (как религиозный, так и остальной), и созданный Творцом материальный мир.

Есть и многое другое, что можно было бы добавить, но форма этого короткого интервью не позволяет мне этого сделать. Читайте мою диссертацию — как говорится, coming soon))

Я считаю, что эти принципы нельзя назвать ни национальными, ни западными. Скорее, они универсальные. В эпоху глобализации евангельские церкви по всему миру сталкиваются с похожими вызовами, и их ответы тоже во многом похожи. Это становится очевидным, например, при чтении Кейптаунского Посвящения, принятого тысячами делегатов из почти двухсот стран на всемирном конгрессе по евангелизации в 2010 году. К сожалению, российская делегация на нем была очень немногочисленной. По моему убеждению, российские баптисты являются частью всемирного евангельского движения и могли бы многому научиться у глобального евангельского сообщества. Возможно, могли бы и сами что-то ему предложить. Но для этого необходимо быть в общении с вселенской евангельской церковью, которого не могут полноценно заменить наши партнерства с отдельными группами американских или немецких фундаменталистов.

—  Что такое, по Вашему, эффективность в служении? Есть ли какие-то критерии эффективности, или определение эффективности, которые Вы могли бы назвать?

—  Здесь мне близко мнение пастора Тима Келлера, который говорит, что эффективность служения определяется его плодотворностью. Такое понимание отличается как от чисто количественного успеха, так и от представления о том, что в служении «главное быть верным» несмотря на отсутствие результатов. Другими словами – эффективность определяется тем, достигаем ли мы целей, ради которых существуем, или нет. Если да, то наше служение можно считать эффективным в той или иной степени. Если нет, есть опасность, что мы существуем лишь ради сохранения собственной идентичности или организации, а такой путь рано или поздно приведет в тупик. Церковь существует ради того, чтобы быть свидетелем, предвкушением и инструментом Царства Божьего в мире. Она призвана быть посредником Божьего благословения во Христе для окружающего ее мира. Если же она сосредотачивается исключительно на внутренних вопросах (что Карл Барт называл «благочестивым эгоцентризмом»), то неизбежно возникает застой, внутренние конфликты, и медленное умирание. В этом случае служение церкви не может быть эффективным.

—  Благодарю за интервью.

—  Спасибо и вам за ваш интересный и нужный труд. Ждем результатов.

Беседовал Мелешко Андрей, 

Исследовательский проект

Ассоциации «Духовное возрождение»